Александра Свиридова
Август двадцать первого года. Манхеттен.
Прошлась по городу. Тяжкое зрелище. Город лежит измордованный, заступиться за него некому. Если бы лежала такая собака, её бы уже подобрали и отвезли в госпиталь. Потому что Общество защиты животных есть, а общества защиты Нью Йорка нет. Он тяжело дышит и не оказывает сопротивления. Его еще можно узнать, но не сразу. Вспомнила тяжкий случай, когда муж вышел утром из дома, ему раскроили череп неподалеку, и он вернулся домой. Дошел, постучал в окно, а жена его не узнала и не впустила. Когда всё же вышла из дома, спасать уже было некого. Так я ступаю по Манхеттену на цыпочках, чтоб не причинять ему лишней боли, и стыжусь своей беспомощности.
Этот горький год развала и распада города-страны-системы показал мне, что Нью Йорк в массе своей, город не просто одиноких людей, а одиноких и несчастливых - потому что никто не любит свою работу. И все прежде ходили на службу не по любви, а за деньги. Как только выяснилось, что можно не ходить, не работать, не добывать деньги, и не платить за жильё, - все с радостью бросили свою службу. Город вопит большими буквами на всех столбах «Помоги!» - «Help Wanted» и «Now Hiring», - и никто не приходит на помощь. Внутренней потребности продолжать делать то, что ты делал, как оказалось, нет.
Остался мой ближний круг, в котором те, кто учили – учат дистанционно, те, кто лечили, так и лечат, те, кто писал книги – так и пишет, а кто переводил – так и переводят. Аптекарь держит аптеку открытой, - спасибо, Леночка, менеджер газеты продолжает издавать ее, водители – водят автобусы, такси. Метро работает, Элон Маск летает. Мусорщики будят грохотом в ночи и на рассвете. Спасибо. Продуктовые магазины открыты, лотошники стоят. Радио, телевидение, - выходит в эфир с колена. Остальная публика в массе своей ничего не делает. В крайнем случае может вас ограбить. Предварительно сбившись в стаю на велосипедах, мопедах, другом двухколесном, чему не знаю названия. Налетают, сбивают с ног, отнимают скутер, телефон, кошелек, и бегут. В масках. Им очень пришлись по душе маски. Не хватает только блэк-аута, который я однажды прожила, чтобы город разнесли в щепу.
Этой публике-стае город дал пособие по безработице, которое, как оказалось, зачастую превышало то, что стая прежде могла заработать. Плюс - город разрешил НЕ платить за аренду жилья и запретил выселять тех, кто не платит. Лендлорды Нью Йорка несут миллионные убытки, но никому нет дела. Лендлорд ОБЯЗАН содержать менеджмент, который следит за тем, чтобы в доме текла вода из кранов в кухне-ванне, в унитазе, работало отопление-лифт-кондиционер, вывозили мусор. Лендлорд богатый, ему пособие не положено. А бедный человек, который всем этим пользуется, никакой ответственности ни за что не несёт.
Бездомных Нью Йорка расселили в дорогих отелях, и им понравилось. Я задавала вопросы в воздух, как их оттуда будут вынимать. Ответ наблюдаю: никак. Хотелось бы знать, какая сделка была заключена ублюдком-мэром с владельцами отелей. Ровно сегодня какое-то общество защиты бездомных празднует очередную отмену выселения. О раздаче бесплатных продуктов говорить тошно – я зачастую вижу, какими коробками стая тащит то, что выдает им загадочная церковь, в которой ни служб, ни священника на 179 Стрит и Сент Николас в частности. Вижу, как на ближайшем углу они выбрасывают ту еду, которая им не по душе. Следом – нормальные люди – при виде этого кощунства, начинают подбирать эти пакеты с едой просто от стыда. Коробки с крекерами, или еще что, и просить прохожих взять себе. Увидев однажды, как я в ужасе смотрю на выброшенную еду, растерянный мужик взмолился: - Возьми, это же молоко! – и я взяла из его рук мешок пакетов с молоком. Бедные люди выбросили.
Отполировало эту красоту разрешение на марихуану, которая теперь не выдувается океанским ветром с улиц острова. Ею торгуют открыто – и в специализированных магазинах, и с рук. Об автомобилях с фальшивыми - бумажными - номерами не говорю, об этом уже говорит радио. Бедная стая заклеивает бумажными свои номера на своих бедных машинах, чтоб не платить за проезд по мостам, которые построили для них богатые. И вообще так удобнее уходить от погони и ответственности. Они очень изобретательны – эти бедные на автомобилях с бесплатными телефонами. Их выдают, если вы не в курсе, всем получателям пособия.
И вся эта власть, которая создала эту красоту, испаряется, как лёд в солнечный полдень: оба ненавидящих друг друга итальянца оставляют свои стульчики. Мэр-дебилио-Деблазио удаляется в глубину кадра, а неудачливый бабник Куомо будет стерт ластиком с листа истории на неделе. Остаются лендлорды на грани банкротства, отельеры с бездомными, и стада получателей пособий с травой. И кто бы ни пришел во власть, он ничего не сможет сделать по одной причине: с улиц города исчезла полиция.
Я прошла на днях много кварталов старательно и неторопливо. Пока глаза видят и ноги носят. Большой квадрат освоила – от библиотеки на 42 и Пятой, зигзагами прочесала центр, перемещаясь к Мэдисон и обратно – до Седьмой-Восьмой. Полиции нет. Видны кое где их прилепившиеся к обочине автомобили. Заметны рослые охранники с лейбочками учреждений, которые они охраняют. Я не в их компетенции. Осознание того, что если что, то ждать помощи неоткуда, охлаждает в жару не хуже кондиционера.
- В общей массе – все на улице разговаривают сами с собой. Иногда белеет в ухе признак того, что по телефону, иногда – нет. Говорят более миролюбиво, чем прежде. Марихуана сняла прежнее напряжение, царившее в отношениях с собой и другими.
- лозунгов, уведомляющих о том, что моя жизнь не имеет значения, не заметила. Кто-то в том ЦК дал отмашку затихнуть.
- удручающее зрелище – пристройки забегаловок на тротуарах и на проезжей части дороги. Особенно в квадрате Тридцатых, примыкающих к Эмпайеру. Корейский квартал – катастрофа. Такой загаженный «Шанхай». Я туда заходила в мирное время в книжный – за ручками. Нынче пошла к японцам в Муджи, купила грифелей.
Но главная строка города – цветными мелками, буквами всех размеров – что нужны люди, есть работа. И никто не спешит наниматься. На 34 и Пятой – у основания Эмпайера – большой Волгрин – и ОДИН кассир. Растерянный мальчик.
Работники нужны в магазинах, кафе, ресторанах. Те, кто прежде работал, не хотят возвращаться. Говорят, что устали от хамства: и работодатель хамил, и «кастомер» – люблю нелепое звучание этого слова. Не летят самолеты – нет пилотов и стюардесс. Нет траффик-контролеров! Город, который вопит – НИД ХЭЛП – это большое потрясение. Я помню, как мы искали работу четверть века назад, как читали страницу Нью-Йорк Таймс, где мелким песком были рассыпаны объявления о работе, как звонили и выслушивали «приходите завтра». Как брали любую и благодарили работодателя за то, что дал заработать, чтоб было чем оплатить рент в самом дешевом в ту пору Бронксе. Теперь работа не нужна.
Тут-то открывается, что граждане, которые прежде работали, ненавидели свою работу и делали её потому, что им нужны деньги. Улыбались тебе в ресторане, рассчитывая на чаевые. Версия о лживых улыбках американцев оказалась правдой. Ты покупал эту улыбку. Конечно, это было приятнее, чем бесплатное мрачное хамство в России. Но нынче я почти дома: те, кто обслуживает, делают это с неприкрытой небрежностью. Не ты им деньги принес, а они тебя облагодетельствовали, что налили кофе. А деньги твои взяли из сострадания к тебе, убогому. Болдом отмечаю хамство кофейни «Грэгори кофе», хотя кофе похож на кофе.
«Трейдер Джо» на 23 и Шестой ввергает в шок: там ушли в оппозицию - решили быть воинственно вежливыми. Хочу познакомиться с менеджером. Стоишь в потрясении, не понимая, что происходит. На 72-ой на Бродвее такого нет, хоть тоже стараются быть людьми. Капитализм покинул город: зарплата обслуживающего персонала никак не связана с моими деньгами, которые я принесла им – поставщикам продуктов и услуг. Фермерский рынок - не рынок, где можно торговаться. Цены установлены по сговору, и ты волен выбирать лицо, у кого взять мед и яблоки, исходя из каких угодно пристрастий, кроме цены. Я – например – отношу деньги тибетцам. Я знаю, что это их бизнес: они выращивают яблоки, сами готовят сидр, и пироги с орехами, печеные на сидре, сами продают. Отвлекались на другое только когда охраняли Далай Ламу в его приезды.
А полиции нет совсем. Я прошла много по 23-тьей с востока на запад. Нет ее в метро – ни на платформе, ни в вагонах. Нет при выходе у моста Вашингтона. Все ушли, если вообще кто-то еще нанимается туда служить. И приказ отдать людям в форме тоже некому: Диблазио занято ликованием по поводу того, что Куомо топят, а Куомо занято тем, чтобы оправдаться.
Красные и белые оставили город. Кто идет за ними?
Махно? Зелёные? Котовский?
Не могу забыть, как любимый Евгений Иосифович Габрилович на мой вопрос, что, как ему кажется, было предвестником революции, помедлив, сказал: - Гимназисты перестали бояться городовых.
Я запомнила, спасибо.
Обложка августовского номера журнала «Time» назвала цифру: «Имеется 9,2 млн рабочих мест. Почему их никто не хочет?»
https://time.com/6082457/hourly-workers ... -benefits/
