Каморка

В единый день
Сердце мое,
Мирскую познавшее горечь,
Просквозили — весенний ветер
И осенний — разом.
Есано Акиро

Ирина Богушевская

Будда учит нас, Ваня, что жизнь - это цепь страданий.
Каждую ночь я брежу
твоим дыханием, honey,
влагой твоих секретов, твоей мерцающей кожей
и мечтаю, чтобы ночами
ты мною бредил тоже.

Будда учит нас, Ваня, а жизнь ничему не учит.
Калечит, а после лечит; то страхом, то страстью мучит.
То миг подарит прекрасный,
то болью наотмашь хряснет.
Смысл ее действий при этом
мне совершенно неясен.

Лежа в койке с похмелья,
я чувствую: мир с места стронут.
Голова моя - схема вращенья в атоме электронов.
Мысли жужжат и летают
друг вкруг друга по странным орбитам,
и в каждой маленькой мысли
носишься, милый мой, ты там.

А может быть, нас закаляют? Как сталь?
Чтобы мы закалялись?
И не боялись влюбляться, и не плакали, расставаясь?
Чтобы оскоминой стали нам страсти и, равно, страданья?
Чтоб поняли мы, что это - не главное в мирозданье?

Очень много вопросов и очень нету ответов.
С кем ты сейчас, мой милый, еще интересно, и где ты.
Грустно мне очень, Ваня, когда ты торчишь в Лозанне,
а я соглашаюсь с Буддой, что жизнь - это цепь страданий.

26.03.1994.

Над головой
созвездия мигают.
И руки сами тянутся
к огню...
Как страшно мне,
что люди привыкают,
открыв глаза,
не удивляться дню.
Существовать.
Не убегать за сказкой.
И уходить,
как в монастырь,
в стихи.
Ловить Жар-птицу
для жаркого
с кашей.
А Золотую рыбку -
для ухи.

Р. Рождественский

Что же ты, зараза, бровь себе побрила,
Ну для чего надела, падла, синий свой берет!
И куда ты, стерва, лыжи навострила -
От меня не скроешь ты в наш клуб второй билет!

Знаешь ты, что я души в тебе не чаю,
Для тебя готов я днем и ночью воровать, -
Но в последне время чтой-то замечаю,
Что ты мне стала слишком часто изменять.

Если это Колька или даже Славка -
Супротив товарищей не стану возражать,
Но если это Витька с Первой Перьяславки -
Я ж тебе ноги обломаю, в бога душу мать!

Рыжая шалава, от тебя не скрою:
Если ты и дальше будешь свой берет носить -
Я тебя не трону, а в душе зарою
И прикажу в залить цементом, чтобы не разрыть.

А настанет лето - ты еще вернешься,
Ну, а я себе такую бабу отхвачу,
Что тогда ты, стерва, от зависти загнешься,
Скажешь мне: "Прости!" - а я плевать не захочу!

1961
Владимир Высоцкий

elena S. писал(а):

Dori писал(а): Эххх.... Как бы я хотела научиться жить, как они.... ))

Are you sure?
Цыганские дома

Это какие-то неправильные цыгане...

А вот с такими бы я ушла

Большое спасибо всем откликнувшимся!!!

Я несла свою Беду
по весеннему по льду, -
Обломился лед - душа оборвалася -
Камнем под воду пошла, -
а Беда - хоть тяжела,
А за острые края задержалася.

И Беда с того вот дня
ищет по свету меня, -
Слухи ходят - вместе с ней - с Кривотолками.
А что я не умерла -
знала голая ветла
И еще - перепела с перепелками.

Кто ж из них сказал ему,
господину моему, -
Только - выдали меня, проболталися, -
И, от страсти сам не свой,
он отправился за мной,
Ну а с ним - Беда с Молвой увязалися.

Он настиг меня, догнал -
обнял, на руки поднял, -
Рядом с ним в седле Беда ухмылялася.
Но остаться он не мог -
был всего один денек, -
А Беда - на вечный срок задержалася...

1971-1972?
Влади́мир Семёнович Высо́цкий
25 января 1938— 25 июля 1980

Федерико Гарсиа Лорка

СИРЕНА И КАРАБИНЕР

(Отрывки)

Впечатанная в сумрак трехгранная олива,
И треугольный профиль взметнувшая волна...
И розовое небо на западе залива
Напряжено, как будто купальщика спина.

Дельфин проделал "мостик", резвясь в воде вечерней,
И крылья расправляют, как птицы, корабли.
Воздушный шар луны, исполненный свеченьем,
С протяжно-сладким стоном отчалил от земли.

Матросы у причала запели на закате...
Шумит бамбук в их песнях, в припевах стынет снег,
И роковым походом по ненадежной карте
Глаза зловеще светят из-под опухших век.

Вот взвился голос горна, впиваясь звуком нервным,
Как в яблочную мякоть, в пунцовый небосвод...
Тревожный голос меди, сигнал карабинерам
На бой с пиратским флагом и со стихией вод.

Ночь кобылицей черной ворвется в тишь залива,
Лягнет в латинский парус нерасторопный челн, -
И море, что вздыхало, как грация, стыдливо,
Внезапно страсть познает в гортанных стонах волн.

О музы, в гибком танце средь луга голубого,
Мои дары примите и услужите мне:
Пусть девять ваших песен в единственное слово
Сольются голосами в небесной вышине!

(Стихотворение принадлежит харьковскому писателю Олегу Ладыженскому, совместно с Дмитрием Громовым пишущему фэнтези под псевдонимом Генри Лайон Олди. Публиковалось на бумаге в сборнике "Чужой среди своих" (Эксмо, 2001). Представляет собой подражание "Балладе примет" знаменитого французского поэта пятнадцатого века Франсуа Вийона в переводе Ильи Эренбурга.)

Я ЗНАЮ МИР ....

Я знаю мир - он стар и полон дряни
Я знаю птиц, летящих на манок,
Я знаю, как звенит экю в кармане,
И как звенит отточенный клинок.

Я знаю, как поют на эшафоте,
Я знаю, как целуют, не любя,
Я знаю тех, кто "за" и тех, кто "против",
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю шлюх - они горды, как дамы,
Я знаю дам - они дешевле шлюх,
Я знаю то, о чем молчат годами,
Я знаю то, что произносят вслух.

Я знаю, как зерно клюют павлины,
И как вороны трупы теребят,
Я знаю жизнь - она не будет длинной,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю мир - его судить легко нам,
Ведь всем до совершенства далеко,
Я знаю, как молчат перед законом,
Я знаю, как порой молчит закон.

Я знаю, как за хвост ловить удачу,
Всех растолкав и каждому грубя,
Я знаю - только так, а не иначе.
Я знаю все, но только не себя.

Осип Мандельштам

"Бессоница, Гомер, тугие паруса..."

Бессоница, Гомер, тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи -
На головаx царей божественная пена -
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, аxейские мужи?

И море, и Гомер — все движимо любовью.
Кого же слушать мне? И вот, Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подxодит к изголовью.

Федерико Гарсиа Лорка

ЕСЛИ Б МОГ ПО ЛУНЕ ГАДАТЬ Я

Я твое повторяю имя
по ночам во тьме молчаливой,
когда собираются звезды
к лунному водопою
и смутные листья дремлют,
свесившись над тропою.
И кажусь я себе в эту пору
пустотою из звуков и боли,
обезумевшими часами,
что о прошлом поют поневоле.

Я твое повторяю имя
этой ночью во тьме молчаливой,
и звучит оно так отдаленно,
как еще никогда не звучало.
Это имя дальше, чем звезды,
и печальней, чем дождь усталый.

Полюблю ли тебя я снова,
как любить я умел когда-то?
Разве сердце мое виновато?
И какою любовь моя станет,
когда белый туман растает?
Будет тихой и светлой?
Не знаю.
Если б мог по луне гадать я,
как ромашку, ее обрывая!

Иннокентий Анненский

СРЕДИ МИРОВ

Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя...
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.

Да, Лена, уже почти 25 июля...

КУПОЛА

Михаилу Шемякину

Как засмотрится мне нынче, как задышится?
Воздух крут перед грозой, крут да вязок,
Что споется мне сегодня, что услышится?
Птицы вещие поют, да все из сказок

Птица Сирин мне радостно скалится -
Веселит, зазывает из гнезд,
А напротив - тоскует, печалится,
Травит душу чудной Алконост.

Словно семь заветных струн
Зазвенели в свой черед,
То мне птица Гамаюн
Надежду подает.


В синем небе, колокольнями проколотом,
Медный колокол, медный колокол -
Толь возрадовался, то ли осерчал...
Купола в России кроют чистым золотом,
Чтобы чаще Господь замечал.

Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною -
Перед солоно - да горько-кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.

Грязью чавкая жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла от сна.

Словно семь заветных лун
На пути моем встает -
То мне птица Гамаюн
Надежду подает!

Душу, сбитую утратами да тратами,
Душу, стертую перекатами,-
Если до крови лоскут истончал,-
Залатаю золотыми я заплатами -
Чтобы чаще Господь замечал!

Вся жизнь проходит в ожиданьи.
Мы ждем то ночи, то зари,
То долгожданного свиданья,
То неизбежного "прости"?
Борясь с тоской в пустой квартире,
Мы ждем веселья, звон струны,
Но после часа в шумном пире
Ждем с нетерпеньем тишины.

Мы ожидаем время года,
Чтоб изменилось все кругом.
Ведь надоевшая погода
Застряла, словно в горле ком.
И даже книги мы читаем
Ведь зачастую лишь затем,
Что этим время убиваем
И отвлечёмся от проблем.

Не ждем, пожалуй, только смерти,
Хотя тут логика проста:
Ведь нами как судьба не вертит,
Нас ожидает пустота.
И надо бы в пылу азарта,
Неблагодарность скрыв и спесь,
Ради того, что там и завтра,
Не пропустить "сейчас" и "здесь".

ТОЛЬКО ДЕТСКИЕ КНИГИ ЧИТАТЬ

Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять.
Все большое далеко развеять,
Из глубокой печали восстать.

Я от жизни смертельно устал,
Ничего от нее не приемлю,
Но люблю мою бедную землю,
Оттого, что иной не видал.

Я качался в далеком саду
На простой деревянной качели,
И высокие темные ели
Вспоминаю в туманном бреду.