Каморка

...хомячков...
...хомячки...
...хомячкам...
...о хомячках..

И по какому, блин, каналу нам объявят каюк?
Переключать уже устала рука!
Я в ожиданьи лучшей жизни тихо горькую пью
И от испуга не пьянею никак.
И кто бы дал бы совет, и кто бы дал бы ответ! —
Я неизвестностью такой возмущен:
"Уже настала тирания, или пока еще нет?!
А если нет, тогда я выпью еще!"

Mr. Trump писал(а):

Victoria писал(а):да. где-то это уже было

History repeats itself, first as tragedy, second as farce. Поcледние пару дней явно были фарсом.

А в окурат тот год, как промеж царем да Капи-тонком остуда пала, в царстве сахару не стало. Капитонко и придумал. Он в короб copy навалил, сверху сахаром посыпал да мимо царский дворец и лезет, пыхтит, тяжело несет...
Царские маньки да ваньки выскочили:
— Эй, мужичок! Откуда эстольку сахару? — На! Разве не слыхали? Заграничны пароходы за Пустым островом стоят, всем желающим отсыпают.
Ваньки-маньки к царю. Царь забегал, зараспоряжался:
— Эй, лодку обряжай! Мешки под сахар налаживай!
Аграфена с дочкой губы надувают: — Опять дома сидеть... Выдал бы хоть по полтиннику на тино, в тиматограф сходить. Дома скука, вот так скука дома! Царь не слушат:
— Скука? Ах вы лошади, кобылы вы! Взяли бы да самоварчик согрели, граммофон завели да... пол бы вымыли.
Вот царь замкнул их в верхнем этажу, ключ в контору сдал, мешки под сахар в лодку погрузили и, конешно, пива ящик на свою потребу. Паруса открыли и побежали за Пустые острова. С царем свиты мужика четыре. Провожающий народ на пристани остался. Все узнали, што царь по сахар кинулся. Ка-питонко украулил, што царя нету, сейчас модной сер-тук напрокат взял, брюки клеш, камаши с калошами, кепку, заместо бороды метлу, штобы не узнали. Потом туес полон смолы, пеку черного налил, на голову сдынул, идет по городу да вопит:
— Нет ли лбов золотить?! А вот кому лоб золотить?
К царскому дворцу подошел да как вякнет это слово:
— А нет ли лбов золотить?!

CdR писал(а):

Dori писал(а):"Это же маленький Ленин!"

Dori! Вы эту траву не курите при людях, что ли?

Дедушка Ленин хоть и мёртвый, но живой, и маленьких деточек любит..

Скука -- это прекрасно.

Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,
Где льется дней моих невидимый поток
На лоне счастья и забвенья.
Я твой — я променял порочный двор Цирцей,
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубрав, на тишину полей,
На праздность вольную, подругу размышленья.
Я твой — люблю сей темный сад
С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами,
Где светлые ручьи в кустарниках шумят.
Везде передо мной подвижные картины:
Здесь вижу двух озер лазурные равнины,
Где парус рыбаря белеет иногда,
За ними ряд холмов и нивы полосаты,
Вдали рассыпанные хаты,
На влажных берегах бродящие стада,
Овины дымные и мельницы крылаты;
Везде следы довольства и труда...
Я здесь, от суетных оков освобожденный,
Учусь я в Истине блаженство находить,
Свободною душой Закон боготворить,
Роптанью не внимать толпы непросвещенной,
Участьем отвечать застенчивой Мольбе
И не завидoвать судьбе
Злодея иль глупца — в величии неправом.
Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!
В уединеньи величавом
Слышнее ваш отрадный глас.
Он гонит лени сон угрюмый,
К трудам рождает жар во мне,
И ваши творческие думы
В душевной зреют глубине.
Но мысль ужасная здесь душу омрачает:
Среди цветущих нив и гор
Друг человечества печально замечает
Везде Невежества убийственный Позор.
Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное Судьбой,
Здесь Барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь Рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого Владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов.
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар,
И не дан мне судьбой Витийства грозный дар?
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И Рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством Свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная Заря?

Victoria писал(а):

Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И Рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством Свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная Заря?

Waterbyte писал(а):

Victoria писал(а):

Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И Рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством Свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная Заря?

кстате, а никто не в курсе, на какое такое отечество какбе намекал нам сукин сын?

Anastasya писал(а):Пушкин невыездной был...

Waterbyte писал(а):

Anastasya писал(а):Пушкин невыездной был...

а, и вы тоже заметили?

Anastasya писал(а):а что?

Waterbyte писал(а): странные ассоциации...

Anastasya писал(а):особенно, если странные

Victoria писал(а):

— А нет ли лбов золотить?!

Waterbyte писал(а):

Anastasya писал(а):особенно, если странные

Victoria писал(а):

— А нет ли лбов золотить?!

Anastasya писал(а):Злые вы - бафенька....

-- Это Вертибутылкин, -- шепотом сообщил своим спутникам
Кубик. -- Он уже начал доклад, но это не беда. Надо слушать
внимательно, и мы все поймем.
Отыскав три свободных места в одном из последних рядов,
Кубик усадил на них Незнайку, Пестренького и Кнопочку, а сам
сел в другом ряду.
Незнайка и Кнопочка принялись усердно слушать, однако не
могли ничего понять, потому что Вертибутылкин говорил слишком
ученым языком. Пестренький тоже старался понять хоть что-нибудь
и с такой страшной силой напрягал мозг, что через минуту голова
его свесилась набок и он заснул. Кнопочка принялась толкать
его; он проснулся, но через минуту голова его свесилась в
другую сторону, и он задремал снова. Незнайка изо всех сил
таращил глаза и чувствовал, что его тоже непреодолимо клонит ко
сну.
К счастью, Вертибутылкин скоро кончил доклад, и председатель
сказал:
-- Теперь давайте обсудим, можно строить вращающиеся дома
или нет.
Сейчас же к столу подошел коротышка в синем костюме с белыми
полосочками и с таким же полосатым галстуком. Он сказал:
-- Вертибутылкин сделал очень хороший доклад. Вертящиеся
дома, как показал опыт, строить можно, никто с этим не спорит.
Но надо ли их нам строить -- вот в чем вопрос. Главная беда
заключается в том, что у коротышек, живущих во вращающихся
домах, нарушаются правильные представления об окружающей
действительности. Я знаю, о чем говорю, потому что сам живу в
вертящемся доме. Вот послушайте, что получается: за день солнце
раз десять -- двенадцать появляется в окнах моей квартиры и
столько же раз исчезает. Как только солнце появляется, мне
начинает казаться, что наступило утро; но, как только солнце
исчезает, мне кажется, что пришел вечер и пора ложиться спать.
К полудню я уже не знаю, что сегодня -- сегодня, или вчера, или
уже, может быть, завтра, а к вечеру мне кажется, что прошел не
один день, а по крайней мере двенадцать. Я уже начинаю думать,
что в сутках не двадцать четыре часа, как было раньше, а всего
только час, поэтому я постоянно спешу и ничего не успеваю
сделать. Мне кажется, что солнце теперь уже не ходит по небу
медленно, как полагается нормальному солнцу, а летает быстро,
как муха.
Все засмеялись. К столу подошла малышка в беленьком платьице
и сказала:
-- Все это еще не так страшно, потому что вы живете в доме,
который вращается справа налево; поэтому когда вы смотрите в
окно, то вам кажется, что солнце ходит по небу слева направо,
то есть с востока на запад, как полагается. Но у меня есть
подруга, которой кажется, что солнце ходит шиворот-навыворот,
потому что ее дом вращается не так, как ваш, а в обратную
сторону. Она, то есть эта моя подруга, уже не знает, что бывает
сначала утро или вечер, не представляет себе по-настоящему, где
запад и где восток. В голове у нее все перепуталось, и за
последнее время она даже перестала различать, где у нее правая
и где левая рука.
Все засмеялись снова, а в это время к столу подошел еще один
архитектор. Он был низенький, худенький, голова огурцом;
говорил быстро, будто сыпал горохом. Вместо буквы "х" у него
получалось "ф", а вместо "п" -- тоже "ф".
-- Все это чефуфа! -- сказал он. -- Солнце не муфа, и летать
фо небу оно не может. Наука установила, что солнце стоит на
месте, а земля вертится. Все мы вертимся вместе с землей,
фоэтому нам и кажется, будто солнце фодит фо небу. А раз это
только кажется, то не все ли равно, как оно фодит -- быстро или
медленно, слева нафраво или сфрава налево, с зафада на восток
или с востока на зафад?
Тут к столу подскочил новый оратор и закричал:
-- Как это -- все равно? Нужно, чтоб всем казалось, что
есть, а не то, чего вовсе нет. Не хватает только, чтоб мы
перестали различать, где право, где лево! А что будет, если все
станут затылком вперед ходить?
-- Ну, до этого еще далеко! -- закричал кто-то.