KM.RU
20 ноября 2007 г.
Факты:
Михаил Леонтьев — тележурналист, 1958 года рождения. Подробнее об авторе
Все публикации автора на КМ
Эксклюзивный комментарий Михаила Леонтьева специально для KM.RU
Арест заместителя министра финансов России Сергея Сторчака стал одним из самых громких скандалов в высших эшелонах российской власти. Вообще, обслуживание внешнего долга и всякие внешнеэкономические операции в Минфине уже давно были сферой большого бизнеса. И прозвище Миша Два Процента относилось именно к деятельности Кудрина, связанной с облуживанием внешнего долга. Я сейчас не говорю — уличен, не уличен. Но прозвище относилось именно к этой части его биографии. Именно при Касьянове эта деятельность «расцвела пышным цветом». У меня всегда было впечатление, что многие действия Минфина в области внешнего долга имеют смысл в первую очередь с точки зрения бизнеса. То есть Миша Два Процента в свое время занимался тем же, чем сейчас Сторчак. То есть они наследники — Копейкин, Сторчак и другие. Кудрин, строго говоря, лично вопросами внешнего долга никогда не занимался. Это никогда не было сферой его персональной компетенции. Хотя как руководитель, он, безусловно, курировал эту сферу и может быть причастен или не причастен к нарушениям в ней. Я сейчас об этом не говорю. Просто Михаил Михайлович начинал именно на этом поприще. И там оставались его люди. В принципе вся эта структура очень преемственна. Одни приходили на место других. Было несколько небольших (по нынешним меркам) «скандальчиков», в которые были вовлечены люди, «копошившиеся» вокруг этого. Однако они были очень локальные.
Сделки не могли быть оформлены без ведома Кудрина
На самом деле огромную роль здесь играл «инсайд». И «широко известны в узких кругах» эпизоды с чешским и кувейтским долгом, которые иначе как крайне странными и сомнительными назвать нельзя. Большего я не имею права говорить, поскольку это еще не доказано. Однако обстоятельства, известные мне и многим, говорят о том, что если это была сугубо бескорыстная операция, то она была вызвана тяжелым умственным расстройством. Хотя возможно и такое.
Эпизод, по которому непосредственно арестован Сторчак, мне не известен. Хотя из какой он области, понятно — из той же самой. Фирма «Содэксим» занималась операциями по советским долгам. В них задействованы самые разные дисконты (а они могут быть при желании не очень прозрачными). Не хочу юридически ничего квалифицировать, но здесь возможность принимать решения субъективна. То есть, грубо говоря, договариваться о дисконте, проценте и способах погашения. Как и по всем основным долговым зачетам.
Когда происходит не штатная выплата долга в нужное время, а всевозможные реструктуризации, возвращения долга полубартером и т. д., в таком случае очень трудно документированно доказать наличие умысла. Я думаю, это будет тот распространенный в правовой практике случай, когда достаточно доказать один эпизод, чтобы иметь представление о всей совокупности деятельности. Остальные эпизоды, конечно, могут присутствовать в деле. Причем по ним может быть достаточно много оперативной информации. Однако нет юридических процессуальных доказательств.
Мне представляется важнее обратить внимание не на коррупцию господина Сторчака. Потому что все решения, на основании которых могли быть заключены масштабные сделки, имеющие, если будет доказано, коррупционное содержание, не могли быть оформлены без ведома министра финансов. То есть, конечно, он может не знать, его можно обмануть (или он может вообще ничего не соображать в этом деле), но он визировал такие сделки (особенно когда речь идет о межгосударственных соглашениях по внешнему долгу). Например, тому же Кувейту, в принципе, могли ничего и не возвращать. Потому что этот долг, я напомню, был платой за советское согласие на операцию «Буря в пустыне». И она была исчерпывающей. Так что у Кувейта не было никаких иллюзий по поводу того, что им кто-то что-то должен. Хотя выяснилось, что все-таки должны. Причем, выяснилось с нашей стороны.
Сторчак делал идиотские высказывания
Я сейчас хочу обратить внимание на другое. Господин Сторчак очень много высказывался по вопросам мировой экономической конъюнктуры и связанной с ним российской финансовой стратегии. Опять же, эти высказывания не могли быть сделаны вопреки воле и мнению руководства Минфина. Последнее громкое заявление господина Сторчака выглядело так (я цитирую дословно по газете «Известия»): «Риска банкротства экономики Соединенных Штатов не существует по определению». Это высказывание само по себе предельно идиотское. Поскольку непонятно, с чего это он взял.
Тут есть два момента. С точки зрения практической деятельности, инкриминируемой Сторчаку, данное высказывание никакой связи не имеет. В то же время, как известно, практика является критерием истины. И я бы хотел, чтобы по мере того, как возникли сомнения в практической добросовестности Сторчака, возникли также сомнения в его методологической и идеологической добросовестности. Во всяком случае это было бы естественно — провести инвентаризацию не только финансовых потоков, но и инвентаризацию методологических рекомендаций, которые давали эти же люди России. Совершая разные «скользкие» операции на мировом рынке, чиновники, безусловно, подпадают под контроль иностранных финансовых разведок, спецслужб и так далее. Безусловно, их благополучие и неуязвимость связаны с лояльностью к тем мировым финансовым органам (в первую очередь американским), которые эти потоки контролируют. Давайте предположим страшную вещь — финансовая политика, которую проводил Минфин в области финансового сотрудничества, определялась не только добросовестным представлением о процессе, но и физической зависимостью этих людей от контролирующих их внешних институтов. Пока не доказано обратного, имеет смысл обратить на это внимание.
В данном случае речь не идет об элитных разборках
Экзотические и радикальные воззрения высших чиновников, уличенных в чисто правовой нечистоплотности, могут быть поставлены под сомнение. Такая постановка вопроса имеет право на существование. Конечно, сейчас все начнут искать, кто на кого «наехал» и между какими элитными группировками в данном случае идет война. Ведомство Кудрина и он сам по разным причинам находились вне интересов внутривластной борьбы. Они не были частью одной из известных групп интересов. Так что у меня есть основания считать, что речь не идет о внутриклановой борьбе. Просто наконец дошли руки до этих ребят. Потому что в условиях внутриэлитной борьбы они были более всего защищены. Потому что если кланы борются, то зачем им создавать себе противника, если человек не является им по факту.
С этим, собственно, и связана неуязвимость Кудрина. С одной стороны, он пользовался доверием со стороны высокого руководства. А с другой, Кудрин не вмешивался в эту самую борьбу. Так что возможно, наконец-то речь идет действительно о борьбе с коррупцией. А не об использовании реальной или ложной коррупции в борьбе кланов.
Впрочем, на использовании фактов реальной коррупции в войне политических кланов по большому счету построена вся хваленая демократия. Когда конкурирующие в политике группы вывешивают грязное белье друг друга. Таким образом работает механизм контроля. Но я говорю даже не об этом. Кстати говоря, реакция Кудрина свидетельствует о том, что он либо не может, либо не хочет дистанцироваться от этого процесса. Жизнь покажет — не хочет или не может. Я подозреваю, что и то и другое. Не думаю, что речь идет лишь об одном конкретном эпизоде и больше не о чем. По совокупности компетенции все эти вещи не работают без непосредственного руководства Министерства финансов. Потому что невозможно подписать ни одного серьезного межгосударственного документа без ведома Кудрина.
Не знаю, дойдет ли это дело до суда, но это первый серьезный удар по Минфину. И я бы расценивал его как удар по идеологии этого ведомства, а не только по его практике. Последняя неотделима от первой.