Каморка

Это плагиат - в смысле, название я позаимствовала у товарища. Он назвал так тему, где предложил собирать интересные тексты - ссылки в сети.

Вадим Смоленский, "Записки гайдзина": http://www.susi.ru/gaijin/

Если ты не аид, то ты гой.
Если не ром, то гаджо.
Если не мусульманин, то гяур.
Если не японец, то гайдзин.
В основе всего базовая оппозиция "свой-чужой". Но от разбиения к разбиению - какие переливы, какие смены коннотаций, какие перепады по количеству и по качеству! Ясно, например, что гяуров наберется на миллиард меньше, чем гаджо. И даже ясно, почему. Быть гяуром в наш век опаснее. Хотя, возможно, быть гаджо для кого-то обиднее. Масса нюансов, бездна смысла, простор для анализа. И только сами разбиения по-прежнему жестки и ненарушимы. Перестать быть гяуром еще как-то можно - но вот из гаджо ты хрена с два пролезешь в ромалэ. И из гайдзинов тоже - хрена с два куда пролезешь. Про гоев и говорить нечего.
Если взять все эти разбиения и наложить друг на друга, произвести этакое многослойное маскирование - какая жуткая картина предстанет нашему взору! В какое дикое количество "чужих" подмножеств попадет каждый из нас!

О бинарных разбиениях: http://www.susi.ru/gaijin/small2.html

Зададимся таким вопросом: за что математик Потапов любил композитора Мокроусова?
Можно строить разные догадки. Например: за то, что композитор Мокроусов писал замечательную музыку. Или: за то, что его песни знал и пел весь советский народ. Или: за то, что своим творчеством Борис Мокроусов посрамил Кшиштофа Пендерецкого. За то, что он приник к земле, отразил веяния, выразил чаяния, сразил очарованием и заразил горением.
За это, да?
Нет, вовсе не за это. За это можно уважать - так же, как можно уважать Дмитрия Кабалевского или Никиту Богословского. Потапов их как раз и уважал - и Мокроусова уважал тоже. Но любил он его совсем за другое.
Потапов любил Бориса Мокроусова за то, что Борис Мокроусов пропил Сталинскую Премию.

О двойных стандартах: http://www.susi.ru/gaijin/small7.html

ой спасибо )

Вождь явился, благополучно миновал турникет и очень одобрил восходящие кривые.
– Никита Сергеич! – обратился к нему главный инженер.
– Вот на этом кристалле кремния мы разместили тысячу транзисторов!
Никита Сергеич послюнил палец, ухватил кристалл, поднес к глазам и долго щурился.
Потом сказал:
– Коммунизма зримые черты!

Рада, что Вам понравилось. Я это случайно нашла в гостях у сайгоновских хиппарей.

У народа, изготавливающего треугольные музыкальные инструменты, не может быть простого исторического пути.

Дочь л-та Шмидта писал(а):Рада, что Вам понравилось. Я это случайно нашла в гостях у сайгоновских хиппарей.

У народа, изготавливающего треугольные музыкальные инструменты, не может быть простого исторического пути.

использовать ложки, как музыкальный инструмент, вобще не догадался ни один другой народ.

Когда Сальвадор Дали ложился спать, он брал в руку ложку.
Он засыпал..
ложка падала,
он просыпался
и зарисовывал, что ему приснилось..
)

Майя Борисова

Чужой язык попробуй на язык.
Глотни его прозрачные азы,
Пей из строки, как будто из ковша,
Следя, как наполняется душа.
Сравни слова и рифмы подровняй,
И слоги, будто капельки, роняй.
Потом заметишь: ты в чужой судьбе,
Как в хате, долго снившейся тебе.
Отныне печь, окно, ведро воды
С закрытыми глазами находи.
А коль беда шатнет ее порог,
Твое перо поспорит с топором.
И вдруг валы взметнет под облака
Морская ширь родного языка!
Резвись, как веселящийся дельфин:
Ведь каждый твой нырок и каждый финт
Оправдан будет, щедро пощажен
Спряженьем, наклоненьем, падежом.
Здесь все пути и берега - твои:
Безумствуй, наслаждайся и твори.
Но, точно вздох, услышь издалека
Ревнивый зов чужого языка.

http://www.trworkshop.net/lib/

Порт Средиземного моря
Дрогнул на старой картине
Будет ли слышен прибоя
Звук фиолетово-синий?

Вот Нашлось Такое.. Многа букофф, да

Самое необъяснимое

А бывало у вас так:
Вы встречаете человека, а с ним смешно. Очень и очень смешно. Рот болит, и за живот уже нет сил хвататься. Лицо у него серьезное, безучастное, а скажет слово, и вы вновь запрокидываете голову от хохота. Такое чувство, что при рождении вам выдали одно на двоих чувство юмора. Он знает, где струны, на которых нужно сыграть, чтобы вы радовались. Вы знаете, как нарисовать улыбку на его лице. Вдвоем вы ходячий театр комедии, а в шумной компании существуете над всеми, летаете под потолком со своими шуточками-векторами, бросаетесь ими друг в друга, как дети мячом. Народу может быть сотня, а вас слышнее всех, зато вам двоим никого не слышно. Смех сближает настолько, что вам легко однажды сойтись губами, забраться, словно в шутку, дальше, открыться друг для друга по-новому. Потерять от неожиданности голову и потерять что-то еще. Сначала непринужденность, потом открытость, потом одну улыбку, вторую, третью. И это уже не смешно ни капли, но упали «два башмачка со стуком на пол» и под потолком давно никто не летал.
Вы могли бы оставаться отличными друзьями, думаете вы после, притворяясь, что не сожалеете и ломая пальцами пальцы. Но кто же знал, кто знал.

Или так бывало:
Вы встречаете человека, а он заканчивает ваши предложения. Вы существуете на полусловах, на полутонах, а ваши половинчатые реплики складываются в ладный текст. Вы читали одни книги, смотрели одни фильмы, а в крымском детстве, оказывается, проводили с родителями лето в одном и том же поселке – удивительные совпадения, которые вы и считать не беретесь, так их много. Но у него чужой запах. Не плохой и не хороший – чужой. И когда он касается, вы отдергиваете руку. Потому что он трогает вас не так. Все остальное такое стопроцентное и за ваш союз поднимает руку каждый первый, что не попробовать кажется кощунственным: может быть, чувства придут потом, – так думаете вы и однажды проверяете: вдруг это вы такая черствая. Но дело, разумеется, не в вас. Традиционное полусладкое, которое принимается несмелыми любовниками для вдохновения, сидит внутри разъедающей похмельной горечью. Дальше отдирание души от души, зашивание на живую, болезненные выяснения, ссоры, ощущение собственной виноватости, волочащееся следом, как ящеричный не отваливающийся хвост. «Зачем ты вообще появилась в моей жизни?»
И правда, зачем?

А бывало так:
Вы встречаете человека, и ему не нужно даже дотрагиваться, чтобы вас бросило в жар. Он сам весь жароповышающее: и взгляд, и голос, и то, как прикуривает сигарету, и нелепая белая куртка. Намагниченность – ваше физическое состояние. Безумие – ответ ваших глаз в зеркале. А он настолько не Ален Делон, что скорее Дэнни де Вито. Ни под одно лекало не подходит, ни в каких мыслимых списках не значится, ни одному амплуа не соответствует, хоть и говорит, что актер. Просто какой-то тринадцатый знак зодиака.
А вам с ним здорово, вам очень хорошо. И дело же не в том, что у вас разница в пятнадцать лет и у него что за спиной, что впереди загадочная жизнь, в которой хочется поучаствовать. И не в том ведь, что он большинству непонятный и большинством непонятый, и не в том, что вы догадываетесь, как кратковременен его транзит. В чемодан бродячего артиста умещается и взгляд, и голос, и пачка сигарет, и белая куртка, и кусочек молодости, которую он еще раз прожил с вами. А вы уже совсем взрослая и знаете, чем снимают жар. Надо только не забыть пролежать болезнь, чтобы не вызвать осложнения.

А еще помните:
Такая девочка, девушка, женщина. Она вам нравится с первого взгляда. Хочется с ней видеться, болтать, ходить куда-то вместе. Она красивая невероятно, и иногда возникает желание поцеловать ее в губы. Но вы просто дружите, обнимаетесь, находите друг в друге какую-то особенную прелесть. У вас, несомненно, родство душ, тайны, и вы не задумываетесь, что чаще звоните первой. Вы приводите ее домой с восторгами: «Мама, мама, познакомься, это та самая Н.!». Мама улыбается (вы не замечаете легкую напряженность), и в ответ на вашу без знаков препинания речь зажимает обеими ладонями рот, чтобы не дай бог начать вправлять вам мозги. Ей бы и хотелось не знать на три шага вперед, но она видит прекраснее вас, что это будущая вспышка, что бикфордов шнур уже зажжен. Что дружба – сложнейшая на свете вещь, сложнее, быть может, чем сама любовь. И бывает так, что другу нечего дать взамен вашей открытости и щедрости, и не всякий готов к тому, чтобы на него обрушили всю нежность, верность и подлинность. И когда вы глупо расстаетесь из-за «того, не знаю чего», мама мудро молчит. А вы стараетесь избегать упоминания имени Н. впредь.

Вы задумываетесь: да что же со мной не так? Если не смех, не ум, не страсть, не дружба, то что меня ждет? И почему эти вечные финалы? Почему ни смех, ни ум, ни страсть, и ни дружба? А ответы так просты. Как там говорят? Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Кто-то на самой недоступной высоте не без интереса слушает вас и знает на несколько шагов вперед, да что там, на весь ваш путь вперед.

Что однажды в рабочий кабинет войдет новенькая. Вы подумаете: какая-то яркая помада, какая-то походка странная, какой-то апломб, неет, мы точно не сработаемся. А через время она станет вам лучшей подругой и будет за компанию искать для вас редкие духи в парфюмерных магазинах по длинному списку. И ехать с вами к черту на кулички за котенком, которого отдают в добрые руки. Вы станете считать ее походку забавной, а гордость – напускной и сможете часами слушать истории из ее личной копилки. А когда одну попросят уволиться, уйдете из фирмы вместе, потому что станете настоящим тандемом.
И мальчишка, которого вы бы никогда не восприняли всерьез – кофта с капюшоном, немногословность и взволнованное, но наизусть «Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером подышать свежим воздухом, веющим с океана…» и многое другое из любимого поэта – станет вашим мужем и, держитесь крепче, отцом ваших детей. Его сразу полюбит ваша пристрастная бабушка, а он с первого раза произнесет ее имя и отчество. Вы будете читать одно и то же, правда, по очереди. Он узнает, что некоторые девушки предпочитают розам альстромерии и все-таки выучит это сложное название. Вы сможете разговаривать глазами, как Карл Мюнхгаузен с Мартой. Он будет приглушать музыку, когда вы сядете за книгу. Измерять вам температуру без градусника. Смешить. Исполнять мечты. И да, касаться вас именно Так. Просто потому, что только так и может быть. Потому что судьба, все-таки, – самое необъяснимое из всего, что объяснить нельзя.

http://iz-antverpena.livejournal.com/57055.html

double click

Поребрик - в дорожном строительстве — способ укладки профильного разделителя в случаях, когда тротуар приподнят по сравнению с проезжей частью.

Таким образом, для границы между тротуаром и проезжей частью, в случаях, когда тротуар приподнят над поверхностью проезжей части, а профильный разделитель уложен под углом к поверхности тротуара и дороги, верно название «поребрик». В случае же, когда тротуар и проезжая часть находятся на одном уровне и бордюрный камень уложен «заподлицо», верно наименование «бордюр»

http://community.livejournal.com/bordur ... k/?skip=20

Мы играли на похоронах и свадьбах.

Гитарист был алкоголиком. Басист курил запрещённые растения. Я увлекался грустными женщинами, а это хуже, чем пить и курить. Самой непорочной была вокалистка, единственная в мире латышка-негр Моника. Дочь олимпийского негодяя из Кении. Единственным, невольным её грехом был зад-искуситель. Сильно оттопыренный, в форме сердца, невероятной красоты. Он ломал судьбы и калечил психику. Мало что чёрный, он танцевал отдельно от хозяйки. Из-за него басист не спал ночей, раз в месяц предлагал Монике создать семью, хотя бы на вечер. Моника фыркала, уходила сама и всю красоту уносила с собой.

Монике были нужны деньги, её выселяли из квартиры. Ради неё, нашего черножопого друга (ласк.), мы согласились играть на окраине, в рабочем районе, где семечки дороже кислорода и круглые сутки кому-то бьют морду. А что, подумалось нам, хулиганы тоже люди. И многое из прекрасного им не чуждо, может быть, даже мы.

Один мой приятель играет рок-н-ролл. У них фронт-мен чемпион области по рукопашному бою. Поэтому они выступают даже в сельских клубах для злых механизаторов. Им всегда платят и они ни разу не пели Вальс-бостон.

Хоть Моника при нас ни разу не убивала львов дубиной и не отрывала хоботы слонам, мы решили тоже съездить. Играли за выручку с билетов. Народу пришло прямо скажем, мало. Два человека. Лысые, с цепями, с крестами, крестоносцы. Расселись в центре зала. Элегантные как рояли.

Мы пересчитали выручку, выходило два доллара на всех. Басист сказал, сдаваться нельзя. Дурная примета. Опять же, Монике нужны деньги.
И грянул бал.
Расстроенная неявкой публики, обильно утешаемая гитаристом, Моника вдруг напилась. Ко второму отделению она не просто забыла слова. Она перестала узнавать песни. Мы играли вступление три раза, сами пели куплет. Она смотрела, говорила – «чёрт, какая знакомая мелодия». И опять впадала в анабиоз. Лишь танцующий зад в форме чёрного сердца выдавал в ней профессионала и артистку.

read more

Дочь л-та Шмидта писал(а):Поребрик

до рАкушки полшага...