У этого кино оказалось ничего общего с тем кино, которое кино. Это «Кино» оказалось названием tapas-бара. Tapas - это закуски. Испанские. Моя дочь была в Испании. Сомневаюся, что она там посещала кино, но утверждает, что то, что мы ели, имеет так много общего с Испанией, как имбирь с салакой. Но хрен с закусками. Вернее хрена не было, но счет оказался раза в два больше чем я ожидал. Или голодные были. Или же что-то общее есть у растений и салак.
Главное, зачем шли, посмотреть на живых фламенко. Живых фламинго я видел дважды, а вот фламенко ни разу. Они оказались не розовые, но черные. Слегка белые. Их было четверо. Певчий старик в белой рубашке, черном жилете, и черных же штанах свободного кроя. У нас такие уже не носят. Так что от него веяло аутентичностью. Залысины натуральные. И каждые пять минут он, как настоящий мачо, отхлебывал из горлышка красненького. Аутентично вытирал губы ладонью и прятал бутылку под стул. Испанского мачо я раньше не видел, но видел мексиканского. У испанского меньше живот и очки. Очки придают ему ненужную интеллигентность. И он сразу теряет в аутентичности. У меня есть друг Петя. В таких случаях он говорит: “Не верю”, - намекая на знакомство со Станиславским.
Второй был с гитарой. Помоложе. Богемные кудри. Но пукал по-простому, по-народному. Тихо и вонюче. Это учуяла дочь. Мы думали запахи с кухни. Гитара старенькая, но громкая. Обращался он с ней ловко и быстро. По-моему, он за весь вечер не взглянул в зал, смотрел только на гитару. Может он в рабочее время и думал о своем, о личном, о невыплаченном мортгидже в далекой Каталонии. Но со стороны казалось, что поглощен гитарой. Бутылка его не интересовала. Женщины тоже. Испанцы, оказалось, бывают очень разные.
Затем шли ударные. Этих было двое. Одной похоже надо было замуж: aлая роза заколота в тугой узел черных волос. Олицетворяла страсть. Для страсти несколько не хватало веса, но в целом ничего. Прикид был что надо. Сверху черная блузка. Снизу серая юбка. Юбка тоже облегала что надо. А ниже шли ярусами воланы. Впрочем они уже не имели никаго значения. Смена юбки во втором акте на свободную ярко-красную резко понизили шансы на замужество.
Вторая была вся в черном, плоская как селедка, печальна плоским же лицом и походила на свежую вдову. Блондистая ее голова разом ломала все испанские стереотипы. Но на краску тратиться не хотела.

Финансовые дела у фламенко, видимо, не ладились, поэтому ударницы работали без инструментов – ногами и руками. Но работали профессионально. Хлопали звонко. Если надо - глухо. Я тоже умею хлопать звонко, но после двух минут пальцы наливаются кровью, тяжелеют и колются мелкими иголочками. Эти же могли захлопать насмерть. Хорошо иногда дед встревал со своими руладами. Из всего многообразия звуков я различал только «Мария». Из уважения к старости ударницы приумолкали.
Еще они здорово хлопали в противофазе, удваивая ритм.
Когда хлопать надоедает, фламенко начинают топать. Топали все. Музыкант тихонько себе под нос, чтобы ритм держать. Дед по-старчески шаркал, наивно, полагая, что он все еще смотрится боевым огурцом. Отдуваться приходилось ударницам. Эти топали хорошо. Не мелко и не часто. Не истерично. А так со значением. Громко и внятно – топ… И пауза.
Я был в Мексике, слушал мариачи. Те похоронный марш играют в мажоре. Фламенко напротив из пионерской песни сделают Кармен с трагедиями. По надрыву они, вероятно, следуют сразу за русскими. Не могу определиться какие испаноязычники мне ближе.
Итак, топ! (громко, со значением) – и пауза (со значением). И снова топ... Я как послушал, так подумал, что, пожалуй, они уже замужем. И со стажем. Еще послушал – и мне открылось, откуда пошло фламенко. Из семейной драмы. В любой семье муж знает, как топает жена. Угрожающе так – топ! И драматическая пауза. И нагнетает. И нагнетает. И только испанки смогли поднять семейную драму на уровень исскусства. То ли тренируются часто. То ли группа крови такая.
Помещение затхлое и убогое, а я люблю чистоту и модерн. Tapаs – никакой. Но душевно. Так что если кто в Ванкувере ищет развлечений занедорого, зайдите на Cambie (http://www.kinocafe.ca/), не пожалеете. Понравилось больше, чем концерты знаменитых гитаристов. Художник точно должен быть голодный.
С нетерпением ждем июньский джаз-фестиваль. И только на малую сцену.