когда друзья Путина, наконец, нас покинут - что останется от России?
Это сказано по поводу:
Китайская CNPC рассматривает вариант увеличения доли в Роснефти. Скорее всего, это продолжение истории про 35 миллиардов долларов, уплаченных Роснефти предоплатой за будущие поставки нефти. Что-то стряслось с этими миллиардами - их уже нет, нет еще и нефти, которую будут поставлять в Китай - причем учитывая рухнувшую цену на нее, еще очень большой вопрос - какие именно объемы придется поставлять прижимистым кредиторам.
Видимо, китайцы считают, что пришло время побеспокоиться о своих кровных, тем более, что рыночная цена Роснефти благодаря мудрому правлению друзей нашего президента и без того меньше всей суммы полученных от китайцев денег. Совсем недавно Сечин консолидировал активы, выкупив у ТНК-ВР за 55 млрд ее долю в Роснефти, и теперь общая стоимость компании составляет примерно 35 млрд. Арифметика выглядит весьма занятной, но это же Россия, здесь в ходу высшая математика с ее мнимыми числами.
Неверноподданнический «Военно-промышленный курьер» публикует очень дельную статью, посвященную гособоронзаказу. И из нее выясняется немыслимое — самые успешные (теоретически) предприятия военной промышленности работают с чудовищными убытками: «Почему чистый убыток в размере 1,3 миллиарда рублей получен Нижегородским машиностроительным заводом? Ведь он выпускает самую востребованную технику ПВО. ...«Туполев» по итогам 2015 года ушел в минус на 572,6 миллиона рублей. Убыток по сравнению с 2014-м вырос в 1,3 раза. ОАК (Объединенная авиастроительная корпорация – А.Г.): убыток – 9,4 миллиарда рублей против прибыли в 8,4 миллиарда годом ранее. Чистая прибыль Объединенной двигателестроительной корпорации упала до 434,8 миллиона рублей. В 2014-м этот показатель составлял 621,9 миллиона».
Русский либерализм (хотя и говорят, что такового в природе не существует) назначили третьим лишним в споре левого и правого коммунизма, когда стороны продолжают выискивать у противника «либеральные» черты исключительно в качестве обвинений в национальном предательстве. При том, что в этом непрекращающемся обвинительном дискурсе по-прежнему актуален следующий вопрос. Были ли более либеральны (преступны) коммунисты-интернационалисты, читающие немца Маркса, или империалист Сталин, который физически уничтожил всех кровавых большевиков-ленинцев и фактически создал такой тупиковый режим бюрократического владения и распоряжения всем в стране, из которого оказалось возможной лишь модернизации в виде легализации коммунистической олигархии с превращением последней в крупных капиталистов?
У выключателя есть два положения: вкл и выкл. Одно отрицает другое. Женщина или беременна или нет. Человек жив или мертв.
Логическая конструкция Лаврова создает новую реальность и четвертое измерение прямо в наших трех осях.
Вопрос очень простой - либо мы признаем ДНР и ЛНР и, значит, денонсируем свою подпись под Минским сговором, либо продолжаем запихивать пасту в тюбик, а ДНР и ЛНР - обратно на Украину. Лавров, как истинный дипломат, ответил так, что понять его решительно невозможно. Какая нам, нахр..н разница, будет давить Запад на Киев или нет, если признание ДНР и ЛНР в качестве независимых республик полностью отрицает логику Минского предательства, по которому ДНР и ЛНР - часть соответствующих областей Украины, рвущихся со всех ног обратно на Нэньку. Если же мы не признаем ДНР и ЛНР, то нам тем более без разницы - давит там Запад или не давит, наша задача - сдать границу и утираться от пинков, плевков и прочих партнерских тычков в зубы. Ну, с терпилами иначе ведь всё равно не бывает.
Говоря иначе - пассаж с Западом в ответе Лаврова - как стоп-сигнал для зайца, пятая нога для собаки и шестое колесо в телеге. Его нельзя пристегнуть вообще ни к чему. Хотя вопрос был простой и внятный, предполагающий столь же внятный ответ, желательно односложный - да или нет. Нет, не признаем ни ДНР, ни ЛНР. Хоть режьте - не будем и все тут. Честно и прямо.
Есть политическая установка - сдать два миллиона соотечественников, но так, чтобы никто не напомнил Путину о самом большом в мире разделенном народе, об армии, которая будет стоять там за спинами, чтобы кто-то не попробовал стрелять, ну и тэ дэ. Вот ее и выполняем. Всё остальное нас не касается.
На несколько месяцев Россия выговорила все, о чем молчала целые столетия.
С февраля до осени семнадцатого года по всей стране днем и ночью шел сплошной беспорядочный митинг.
Людские сборища шумели на городских площадях, у памятников и пропахших хлором вокзалов, на заводах, в селах, на базарах, в каждом дворе и на каждой лестнице мало-мальски населенного дома.
Клятвы, призывы, обличения, ораторский пыл -- все это внезапно тонуло в неистовых криках "долой!" или в восторженном хриплом "ура!". Эти крики перекатывались, как булыжный гром, по всем перекресткам.
Особенно вдохновенно и яростно митинговала Москва.
Кого-то качали, кого-то стаскивали с памятника Пушкину за хлястик шинели, с кем-то целовались, обдирая щетиной щеки, кому-то жали заскорузлые руки, с какого-то интеллигента сбивали шляпу. Но тут же, через минуту, его уже триумфально несли на руках, и он, придерживая скачущее пенсне, посылал проклятия неведомо каким губителям русской свободы. То тут, то там кому-то отчаянно хлопали, и грохот жестких ладоней напоминал стук крупного града по мостовой.
Кстати, весна в 1917 году была холодная, и град часто покрывал молодую траву на московских бульварах трескучей крупой.
На митингах слова никто не просил. Его брали сами. Охотно позволяли говорить солдатам-фронтовикам и застрявшему в России французскому офицеру -- члену французской социалистической партии, а впоследствии коммунисту Жаку Садулю. Его голубая шинель все время моталась между двумя самыми митинговыми местами Москвы -- памятниками Пушкину и Скобелеву.
Когда солдат называл себя фронтовиком, ему сначала учиняли шумный допрос. "С какого фронта? -- кричали из толпы.-- Какой дивизии? Какого полка? Кто твой полковой командир?"
Если солдат, растерявшись, не успевал ответить, то под крики: "Он с Ходынского фронта! Долой!" -- его сволакивали с трибуны и заталкивали поглубже в толпу. Там он смущенно сморкался, вытирал нос полой шинели и с недоумением качал головой.
Чтобы сразу взять толпу в руки и заставить слушать себя, нужен был сильный прием.
Однажды на пьедестал памятника Пушкину влез бородатый солдат в стоявшей коробом шинели. Толпа зашумела: "Какой дивизии? Какой части?"
Солдат сердито прищурился.
-- Чего орете! -- закричал он.-- Ежели хорошенько поискать, то здесь у каждого третьего найдется в кармане карточка Вильгельма! Из вас добрая половина -- шпионы! Факт! По какому праву русскому солдату рот затыкаете?!
