Нам пишет его ероплан...
Дубровский берет ероплан,
Дубровский взлетает наверх,
и летает над грешной землей,
и пишет на небе...
Б. Г.
Давай с тобой хоть минут пятнадцать поговорим,
прежде чем - каждый сам по себе - располземся спать,
прежде чем тебя метрошно проглотит твой Третий Рим,
а меня отвлечет невский ветер дюжиной странных па.
Давай ни о чем, сойдет и стандартное "про дела",
про неточную рифму, про на редкость холодный март,
что Дубровский летит, что нам пишет его ероплан,
что нас не сломали ночь, одиночество и зима,
что жизнь хороша, что мир прекрасен, какой ни есть,
что, в конце концов, мы увидимся, и так ли важно, когда,
что небо не падает - по крайней мере, сейчас и здесь,
что ты не оставишь меня, а я тебя - не отдам,
что мы говорим об этом, конечно, не в первый раз,
но, дай-то бог, не в последний, иначе лучше молчать,
что, если небо все-таки упадет, - прямо здесь и сейчас -
мы удержим его - ну хотя бы главную часть,
что нежность не ведает расстояний и не бачит краев,
что усталый и полупьяный лама не сотворит молитв,
что нам нужно так мало... так много... просто побыть вдвоем,
что мы старались успеть - и даже почти смогли,
что звезды гораздо крупнее, если подставить ладонь,
что все образуется, несмотря на хандру и грипп,
что нам не важны все "после" и уж, тем более, "до",
пока мы находим пятнадцать минут, чтоб об этом поговорить.