Дореволюцiонный Совѣтчикъ
Порою, милостивые судари и сударыни, Его Величество Промыселъ являетъ нашему вниманію преизрядно занимательные да поучительныя житейскія оказіи. Поневолѣ задумаешься: не замѣшано ли здѣсь какое волшебство…
Вотъ, къ примѣру, имѣлся этакъ надцать лѣтъ тому назадъ юркій юный щелкоперъ Митя Кисельковъ. Былъ извѣстенъ средь богемы столичной пламенными вольтерьянскими воззваніями, да имѣлъ взгляды по тѣмъ временамъ весьма прогрессивные (самаго Белинскаго не стѣснялся во всеуслышаніе цитировать). Затѣмъ вышла оказія: оный господинъ былъ приближенъ ко двору, погрязъ въ свѣтскихъ интригахъ (а можетъ быть просто задолжалъ крупную сумму въ преферансъ) и сертукъ просвѣтителя-декабриста имъ былъ смѣненъ на отороченный золотомъ мундиръ тайнаго филера охранки по борьбѣ съ инакомысліемъ. И началъ вѣщать оный сударь съ трибуны телеграфной про враговъ окрестъ, за каждымъ камнемъ притаившихся да про угрозу содомскую и про черное сѣмя европейскихъ масоновъ, коимъ хотятъ онѣ окропить русскую землю дабы на ней больше не росло ничего окромя канареечно-лазоверыхъ гладіолусовъ, однако не чурался при этомъ посѣщать Амстердамъ, логово крамольныхъ мужеложцевъ, со своимъ семействомъ, за что прозванъ былъ въ народѣ Лжедмитріемъ.
Аналогичнымъ образомъ, господа, произошла и другая метаморфоза: жилъ-поживалъ себѣ въ Кронштадтѣ скромный отрокъ по имени Егорій, съ юныхъ лѣтъ питающій тягу къ гастрономическому эпикурейству. При достиженіи возраста въ которомъ юноши имѣютъ обыкновеніе засматриваться на барышень, воображая себя отважнымъ рыцаремъ, вызволяющими пассію изъ логова страшнаго дракона, нашъ сударь, прогуливаясь по окрестностямъ и тайкомъ лицезрея въ заросляхъ фривольныя утѣхи столичныхъ франтовъ съ кокотками-хохотушками алкалъ работать урядникомъ въ лабазѣ лонотеребильныхъ агрегатовъ, деревянныхъ удовъ, расписанныхъ гжелью и хохломой, потѣшныхъ суворовскихъ мундировъ, съ прорѣзями на ягодицахъ да маселъ ароматныхъ, пробуждающихъ въ чреслахъ сладострастіе. Такъ же нашъ отрокъ въ тайнѣ грезилъ и о беллетристикѣ, воображая себя пылкимъ піитомъ, сыплющемъ гекзаметрами въ окруженіи хмельныхъ вакханокъ.
И какъ не увѣщевалъ нашего вьюноша мѣстный священникъ Іоаннъ,прозванный послѣдствіи Кронштадтскимъ, отказаться отъ обоихъ зѣло грѣшныхъ затѣй, его словеса дѣйствія не возымѣли и отрокъ продолжалъ навѣщать окрестныя рощи съ морскимъ биноклемъ подъ мышкой. Тамъ, на безлюдномъ пустырѣ его и похитили православные атеисты эсеры-славянофилы и увезли въ тамбовскіе лѣса, гдѣ воспитали по своему образу и подобію.
Спустя цѣльный годъ оный вьюношъ былъ случайно освобожденъ отрядомъ егерей, являлъ собою видъ взъерошенный и потѣшный, позабылъ языкъ и зналъ всего десятокъ словъ, въ неволѣ отощалъ и озлобился да пристрастился къ балтійскому чаю, который ему для потѣхи добавляли въ харчи безсердечные похитители. Послѣ вызволенія сей сударь содержался въ Петербургской кунсткамерѣ и выставлялся въ клѣткѣ на центральныхъ площадяхъ стольнаго града по случаю державныхъ торжествъ, гдѣ съ пристрастіемъ крылъ прохожихъ благимъ матомъ на потѣху толпы и принималъ отъ зѣвакъ съѣстное, въ результатѣ чего сдѣлался столь дороденъ, что клѣть приходилось мѣнять на большую цѣлыхъ три раза.