http://www.mn.ru/issue.php?2006-42-31
Процесс слияния с государством и последующего поглощения оным нынче охватил столько областей нашей жизни - от бизнеса до чистого искусства, - что констатация очередного факта вызывает недоумение. Кино служит государству? Но сейчас принято считать, что служить надо не "чему-то" (скажем, полузабытым и совсем не популярным идеалам), а "кому-то" - и кому ж еще, если не ему? Об этом не спорят. Споры еще вызывает лишь один вопрос: по собственной воле продюсеры и режиссеры защищают государственные интересы или их к этому кто-то принуждает. Но вопрос сей носит для потребителей, к которым относятся и зрители, и даже кинокритики, вторичный характер. Важен результат - потребляемый в кинозале продукт.
В конце концов давно известно, что кино - инструмент пропаганды, политическая трибуна. Подтверждением тому - не только Сергей Эйзенштейн или Лени Рифеншталь, но и недавний герой Канн Кен Лоуч, чей последний фильм о корнях ирландского терроризма с некоторым успехом идет в ограниченном российском прокате. Другое дело, что полемика с официальной госполитикой вызывает уважение, а вот кино, сделанное в соответствии с официальной идеологией властей, - скорее, скептическую ухмылку. Особенно сегодня, когда у властей есть куда более эффективный инструмент воздействия на массы - телевидение. Вот в Европе сегодня и не встретишь на киноэкране фильма, поддерживающего даже такую святую миссию, как борьба с терроризмом.
Однако трудно вычеркнуть из генетической памяти давний тезис: кино - важнейшее из искусств. Так думают не только в России. Еще до того, как у нас поднялась мощная волна отечественных картин о положительных спецслужбистах, подобные фильмы снимали в Голливуде. Разница только в том, что в Штатах президенты пытаются заделаться под "крепких орешков", сочиненных кинематографом, а у нас все наоборот: образец для идеального киногероя продюсеры ищут в теленовостях из Кремля.