Олена Монова
Бегло осмотрела комментарии под моим предыдущим постом про Кремль, писюн, дефолт и лысину (ухты, почти как "хуй, говно и муравей" у Лаэртского, только мягче, но яжэдевочка) и вспомнила незабываемое зрелище родом из 90-х, когда вокруг были бандиты, андеграунд и тараканы в изобилии. Потом тараканы куда-то провалились, ну и скатертью, как говорится, они мне никогда особо не нравились
Так к чему это я, га? Ах да, к аллюзиям
Во время тусовки в одной весьма богемной квартире я наблюдала однажды совершенно инфернальную картину: передовой отряд тараканов нес на своих мускулистых плечах шмат хлеба. При ярком свете. По кухонному столу. На глазах оху.. удивленных гостей и под меланхоличное гитарное бренчание хозяев. Заметив, что гости не разделяют их растаманского похуизма, хозяева решили тараканов наказать, и сунули горящую газету в щель под плинтусом.
И тогда
И оттуда
И внезапно
Кааааааак ломанулись широкой рекой, раздольной и могучей, бодрые и упитанные тараканы. Шурша хитином и вызывающе топая лапками и нехорошо блестя глазами
Вот точно такая же картина в комментариях к предыдущему посту.
Устьпиздюйская хитиновая братия выползла из всех щелей, держа в членистых лапках замацанные картонки с надписями "зима близко!", "газ перекроем!", "замерзнете нахуй!", "проститутки с ленинградки!" и "мыть унитазы!"
Шуршат крыльцямы, толкаются, шевелят усиками
Самые наглые втихаря жрут по углам санкционные продукты
Вот с помощью такого нехитрого ноучного эксперимента, совершенно незатратного ни в части умственных усилий, ни в части лабораторного оборудования, мы смогли выяснить одну простую штуку:
когда устьпиздюйцу кладут писюн на шишковатую голову, ему обидно и неприятно
И последний вывод на сегодня
Знаете что, котаны, а они ведь действительно верят, что вот все эти тристамиллионовдонебаденег, повешенные на Украину в качестве долга говорящим шпинатом Пьодрычем — это их личные деньги. Ну вот как у них есть личный кусок газа, личный вентиль и личные полтора метра на ленинградке с личной проституткой, так и личный кусок украинского долга
И они ждут-пождут, когда наступит великий день, и приползут униженно замерзшие укры, под носом сопля, в руках деньги, и ебанутся лбами в пол да с искрами, а царь хуйло деньги примет, укров пожурит, а потом нацепит окуляры и синие нарукавники, достанет из-под трона счеты (калькулятор неправославно потомучто), посчитает что там да как, прикинет хуй к носу, а потом лично разнесет по всей стране денюжку. Всем по четырнадцать копеек в полотняном мешочке. И ему, и вон ему, и бабе Лукерье, и деду Агафону из деревни Великие Клизьмы.
Хотя нет, деду Агафону девять копеек, потому что ему девяносто лет и он одноногий, ему уже много не надо
